Последний мужчина на Земле - Наталия Хойт

А разве у тебя не было времени подумать, пока ты сидел там взаперти у себя в Энске? – спросил кто-то в голове. И тут же пришел ответ. Нет – времени подумать не было. Не было, потому что он вообще не думал в это время. Даже и не собирался. Просто ел, спал и трахался с Лариской.

Лариска. Это воспоминание (ха, уже воспоминание? Словно с тех пор прошло тысячу лет, но ведь он видел ее только вчера!) вспыхнуло где-то посреди головы, как красная полоса. Так же моментально ушло. А может, не ушло, а просто затаилось. Чтобы, когда он останется наедине со всеми этими мыслями, приползти снова. И он сразу забыл. Потому что было противно аж до дрожи. Не любил он вспоминать. Ничего вообще вспоминать не надо. Но, зазудел противный комариный писк в голове, тогда может и думать ты ни о чем не хочешь? Ну а что я один могу сделать? Да и нужно ли вообще?

– Ну и что ты хочешь, мальчик? – вдруг спросила она.

– А? – он поднял на нее глаза, и тут она опять так напомнила ему мать, что он сильно вздрогнул. Все морщины на ее лице располагались так же, как он запомнил их на том лице. Лице и руках, некогда дающих силу и защиту, а потом жалящими, и калящими, и проклинающими.

– Хочешь-то, говорю, чего?

– Ответов на вопросы.

– У меня их сейчас не больше, чем у тебя, а точнее сказать – совсем нет. Что ты реально хочешь? На данный момент.

– Ха! – он почесал в затылке. – А вот об этом я и не подумал что-то.

Было как-то совсем неуютно. Не в первый и далеко не в последний раз почувствовал он себя изгоем. А если они навалятся все сразу? Он же не будет сопротивляться автоматам Калашникова? И что они с ним сделают?

– Чего пришел-то?

– Привезли же…

– Все так. Но если бы ты не показался, тебя никто никуда бы не привез еще сто лет. Или совсем бы не привезли. Но вряд ли бы ты это выдержал. Не просидишь же всю жизнь в пещере, правильно?

– Конечно. Вдруг выйдет новый Айфон, пока меня не будет?

– Это очень смешно. Но это все для твоего же блага!

Что – это? А вот что, интересно, для него является благом? Что вообще такое благо для всех людей – всех вообще, как человечества, и каждого в отдельности? И вот лично для него, парня из города Эн, в пятнадцати часах езды на поезде от Москвы? Когда-то он думал, что нашел ответ. Но сейчас ведь она скажет ему совсем другое. Счастье у каждого свое. Просто расплачиваются за это все по-своему – кто-то полной монетой, а кто-то по акции в течение сезонной распродажи.

– Я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Да и к чему отказываться? У тебя будет другая жизнь. И она тебе понравится.

Он молча выслушал ее – понял – отказаться, действительно, было невозможно.

А потом все замелькало перед глазами, как в окнах скоростного поезда Сапсан из Питера в Москву, только вот поезд этот мчался куда-то гораздо дальше, чем между двух столиц. И набрал гораздо большую скорость, чем это было положено по законам физики.

Все изменилось

Глава 7. Лена

Лена Семенова сидела посреди картофельного поля и плакала.

Нет, она плакала не потому, что четыре месяца назад увидела новости по телевизору. Кстати, до того момента она вообще новости по телевизору не смотрела. Она готовилась к ЕГЭ. Как иногда ворчала ее мать, ее вообще в мире ничего не интересовало. Но это, конечно, была неправда, потому что Лене было только семнадцать, и интересовали ее совершенно различные вещи. Кроме, может мальчиков, что был странновато, но это уже дело десятое. Другое дело, что ничем не интересовалась, скорее, ее мать – и уже давно. Она могла проявить живой интерес к миру только тогда, когда у нее почти совсем ничего не оставалось на дне пивной бутылки. Лена знала, как выжить в семье алкоголиков и не свихнуться, где-то с возраста семи-восьми лет. Так что на мамашины выкрутасы она смотрела спокойно. Помогать ей было уже поздно. Так что Лена просто не приходила домой, когда это требовалось. Мать не ругала и не била ее. По сути, она была, в общем-то, доброй женщиной. Только ей однажды не повезло. За это, наверно, никого в мире винить не стоит. Если бы везло всем – не везло бы никому. До этого Лена как-то вдруг дошла сама. Это простая экономика, сынок, с невероятно умным видом говорил Рэнди Марш из «Южного парка», попивая пиво. Я в ней ни хрена не понимаю, но так она работает.

Она сидела прямо на сырой земле, машинально ковыряясь в ней огромным гаечным ключом, по-детски хлюпала носом – и все же ни на секунду не прекращала думать.

Но пусть я ни черта не понимаю в везении, если случившееся под Новый год им не было. Может, какие-нибудь боги услышали ее застарелые, заржавевшие, как дверные петли, молитвы? Но молилась ли она вообще когда-нибудь? Пару раз мама водила ее в церковь, она была даже крещеной, но все-таки считала, что все это ерунда. Она скорее была готова поверить в коммунизм. А что, ведь хорошая же была идея. Только людская жадность как всегда все испортила. Она неоднократно спорила по этому поводу со своей учительницей по истории. Та пыталась доказать, что коммунизм невозможно применить на практике, что семьдесят лет истории нашей страны доказали это вполне наглядно. Но в глубине души Лена считала, что все это – из-за мужчин. Они слишком жадные и отвратительные, в основном пьяные животные, каких она нагляделась предостаточно среди собутыльников отчима и в своём районе, да даже в своей школе и в классе. А теперь вот, когда никого не осталось, всякое может произойти. Неужели женщины не смогут разумно управлять этой планетой?

Она высоко подняла гаечный ключ и с силой опустила его на огромный ком рыхлой земли. Ком с готовностью развалился на мелкие крошки. Хорошая тут земля. Ее отец понимал в земле. Любил ее. Не модно сейчас быть крестьянином, конечно, (по крайней мере, было до недавнего времени), но она понимала отца. Она всегда его помнила. Его шершавые руки, грязь под ногтями, запах пота и совместные обеды за огромным столом в деревне, его теплые объятья, сигаретный дым на крыльце, когда он сидел там, уставившись вдаль и о чем-то задумавшись. Господи. Да она могла с ним о чем угодно поговорить. Как они смеялись вместе. Мама никогда не понимала ее шуток, а отец хохотал до упаду, даже если эти шутки были глупостями семилетнего ребенка. Он был ей другом. Единственным другом за много-много лет. Она все помнила. Его серые глаза, которые, к сожалению, она не унаследовала, а ей всегда так хотелось. У нее самой были карие. Мамины. А еще длинные волосы, которые она из упрямства не хотела стричь. Частенько она забывала их и мыть, но, чтобы беспокоиться о таких мелочах, надо быть менее задумчивой, и погруженной в себя, чем была одиннадцатиклассница Лена Семенова из Энска.

Она посмотрела на свои ногти – ну точно такие же грязные, какие бывали у отца летом после долгого дня работы в поле. Потом с отвращением перевела взгляд на гаечный ключ, который и был сегодня причиной всех ее несчастий. А может, причиной было то, что она была слишком слабой, чтобы вообще долго держать его в руках.

Может, она и разбиралась в истории, и даже собиралась сдавать по этому предмету ЕГЭ, но в том, какими тяжелыми могут быть сельские будни городской девчонки, она убедилась по-настоящему только сегодня.

Лена Семенова была трактористкой. И сегодня ей надо было вспахать поле, чтобы там могли потом засеять картошку. Она научилась водить трактор совсем недавно, она даже не умела до этого водить машину и вообще редко к ней подходила, но как водить трактор, научиться ей пришлось. Вообще, вождение трактора было последним делом, которое могла прийти ей в голову еще полгода назад, это было настолько странно, что она до сих пор смеялась про себя, когда думала об этом, но привыкнуть уже привыкла. Ведь человек может привыкнуть абсолютно ко всему. Вообще, жизнь не такая уж плохая штука, а если толком разобраться, то, может, ничего в ней никогда не происходит случайно. А если ты при этом пока не потерял способность смеяться – тогда можно примириться вообще с чем угодно.

Про экзамены в школе она больше не думала. Теперь это было не нужно и не важно. Она собиралась поступать на исторический факультет университета в Энске, но кому, скажите на милость, могут теперь понадобиться историки? Записи об этом важном событии, которое произошло с человечеством, сделают другие люди. В других городах. В другой жизни. А ей теперь было уже не до этого. Теперь для них с матерью встал простой, но самый важный вопрос – как выжить. Вернее, встал для нее – за них обоих. Ибо мать, похоже, в последнее время соображать совсем разучилась. Она визжала и грозилась прихлопнуть Ленку как муху (она так и сказала – «я тя прихлопну как муху, сопля малолетняя»), но еду доставать стало сложновато для тех, кто не умел ничего делать, а просто жил на пособие от государства. Еду – не говоря уже о выпивке, цены на которую вдруг взлетели до небес. И когда мать впервые за много лет протрезвела, она согласилась переехать в деревню к тетке, которая позвала их с Леной жить к ней. Но в деревне нужно было работать – и работать хорошо. Иначе ничего не получилось бы. Нужно было хоть что-то уметь. Мать, у которой до сих пор по утрам тряслись руки, все же пошла работать дояркой. А дочь, которой на собрании в местной школе объяснили – объяснили большие, толстые, взрослые тети – что люди, выполняющие самую тяжелую, но нужную работу, и без скидки на возраст, будут получать больше всего еды – дочь пошла осваивать трактор. Тетка отговаривала ее, но обычно пассивная Лена тут заупрямилась. Она пойдет учиться на тракториста – и ничего тут не попишешь. Она умела рассуждать – математика в школе ей тоже давалась неплохо – и посчитала, что при достаточном усердии с ее стороны они смогут получать не только еду, но и даже какие-то деньги. Зимой она училась и еще водила грузовик. Хотя каждый раз, подходя к нему ближе чем за два метра, она пугалась огромной машины, как страшного зверя, она боялась водить, и тут было ничего не поделать, но работать было надо, и тут тоже было ничего не поделать… она возила в город зерно, возила коров и продукты, возила людей, когда их больше не на чем было везти, а теперь вот ей надо вспахать это дурацкое поле! Она неплохо справлялась до последнего момента – до сегодняшнего утра, когда ее трактор вдруг особенно сильно зарычал и отказался работать. Она встала на нем посреди поля и стала пытаться завести его. Снова и снова. Но уже понимала, что ничего не может сделать. И тогда она заорала на него. Заорала матом, забористым, крепким, которым владела в совершенстве, хоть ей и не приходилось пользоваться им особенно часто, который впитала с молоком матери вместе с русским языком – в качестве бесплатного бонуса – который знают и любят люди со всех уголков нашей необъятной родины, бережно хранят и передают из поколения в поколение, как драгоценный фамильный брильянт. Потому что он и правда помогает. Что бы ни случилось. Вот и ей стало легче. Хоть и смешно орать матом на трактор, но это как-то примиряло с действительностью. Она вылезла из кабины, открыла капот и посмотрела на переплетение железяк, проводов и клемм. Когда она училась вождению трактора, их также обучали и ремонту при возможных неполадках. Она только начала постигать эту премудрость, но тут – слава богу! – причина нашлась сразу. И для этого требовалось только провернуть пару гаек. Провернуть, открыть, приладить, закрыть, завернуть обратно. Простой алгоритм. Ничего сложного. Да только вот этот дурацкий гаечный ключ! Он ни в какую не хотел проворачивать эти гайки. Гайки были огромные, гаечный ключ и того больше, и, как она ни старалась – а старалась она изо всех сил – он не хотел поворачивать гайку ни на миллиметр. Ни одну.